Воинские традиции славянских народов являются предметом ожесточенных споров среди историков и любителей боевых искусств – мастерство русских воинов как превозносится до небес, так и отрицается в корне. Не вдаваясь в детали этих споров, нам хотелось бы остановиться на таком малоизвестном, но реально существовавшем феномене, как мужские воинские союзы на Руси и применяемое ими оружие.Обратить внимание на эту тему нас заставили находки, сделанные в Пушкинском районе Московской области где, при обследовании территории бывшего сельца Семенково и расположенной рядом усадьбы, нами был найден наконечник некого древкового оружия – клинок длиной 17 см, шириной у основания 4,5 см, с односторонней заточкой и втулкой спиралевидной формы. Аналогичные находки, находящиеся сейчас в экспозиции Пушкинского краеведческого музея, были сделаны Подмосковной археологической экспедицией на селище Тарасовка 1 (XVIII – XIX вв.). «… Три наконечника древкового оружия – две совни и копье. Совня сделана довольно небрежно, шов на ее втулке не сомкнут. Кроме того, устье втулки сильно разбито. Однако технология ее изготовления довольно сложна; судя по структуре металла, лезвие ее наварено на отдельную основу, втулка также изготовлена отдельно и приварена кузнечной сваркой. Вторая совня меньше размером и сделана аккуратнее – втулка тщательно приварена, следов шва на ней нет. Копье имеет на лезвии швы – следы ремонта сломанного пера. Кроме того, в месте сварки оно было согнуто почти под прямым углом (выпрямлено при реставрации). Однако в целом оно изготовлено гораздо более тщательно и аккуратно. Все экземпляры древкового оружия, таким образом, концентрировались на трех соседних квадратах, возле печного развала». Отнесение найденных образцов оружия к совням вызывает у нас некоторые сомнения. К сожалению, практически не существует обобщающих работ по истории русского оружия, а существующие освещают только вооружение профессиональных воинов. Однако, по имеющимся данным совня (совна), также как глефа и вуж, была древковым оружием типа алебарды и представляла собой разновидность рогатины, имевшей кривое лезвие с односторонней заточкой, изогнутое на конце (иногда почти под прямым углом), которое насаживалось на длинное древко. К тому же, оружие это состояло на вооружении регулярных войск и, вероятно, изготовлялось более тщательно, чем образцы описанные выше. Можно предположить, что найденные клинки представляют собой наконечники от крестьянского оружия типа «ласка». Лаской в старину называли оттянутый молотом кусок железа, предназначенный для дальнейшей обработки, одновременно, слово «ласкануть» означало «ударить, полосонуть, порезать». Вероятно, от этого и происходит название «ласка» – клинковое оружие на сравнительно короткой (1 – 1,5 м) ручке. По устному сообщению С. Щипанова, клинок мог быть любой формы, как с односторонней, так и, чаще, с обоюдоострой заточкой. Крепление к древку могло быть произвольное.
Наибольший интерес, по нашему мнению, представляет то, что оружие этого типа находилось на вооружении крестьянских мужских союзов. Тема эта мало освещалась в популярной литературе, да и работ профессиональных этнографов, не так уж и много. В данной статье мы, не претендуя на полноту охвата материала, приводим обзор материалов о воинских союзах, почерпнутых в работах Г.Н. Базлова, Э. Хорватовой, М. Ястребова и других авторов, ссылки на которые приводятся в конце статьи.
История мужских воинских союзов уходит своими корнями в глубокую древность. Некоторые исследователи относят их возникновение к временам неолита. В древности подобные союзы играли важную роль в проведении возрастных инициаций. Мальчики выделялись в особую подростковую группу с 6 лет и пребывали в ней до достижения 14 – 16 летнего возраста. Благодаря искусственно созданным условиям – насмешки и издевательства со стороны взрослых и прошедшей инициацию молодежи – группа приобретала сплоченность и готовилась к прохождению обрядов посвящения. Пройдя эти обряды, они становились членами объединения взрослых юношей. Одним из важнейших моментов юношеской инициации было ри-туальное перерождение в волков или медведей, после чего они становились членами так называемых «звериных» союзов. Главными занятиями членов «волчьих» и «медвежьих» союзов были разбои и война с врагами своего племени, а также охота. Водил молодых воинов-«зверей» в бой вождь-колдун. Военный мужской союз, как позднее и боевая дружина, традиционно сравниваются с волчьей стаей. Сам воин - волк, его противники - жертвы. Воинский союз предполагает разрыв с семейными связями и общепринятыми законами, и волк становится символом «внезаконности». Происходит формирование воинского братства, позднее (в средневековье) нашедшего свое выражение в таких воинских организациях, как княжеские дружины, рыцарские ордена, казачьи станицы, разбойничьи вольницы.
Следы этих организаций этнографы отмечали еще в начале XX в. у большей части европейских народов, в частности у эстонцев, гуцулов, бойков, черногорцев, мордвы, белорусов.
Несмотря на то, что наилучшим образом исследованы традиции воинских союзов у западных и южных славян и в Прибалтике, не менее развиты они были и на севере Руси в областях проживания кривичей и словен. Эти традиции наиболее ярко проявились в период средневековья в Тверской, Новгородской и Псковской землях, где сформировался «ушкуйно-повольничий уклад боевой общинной культуры».
С укреплением Мос082;овского государства, в северо-западной родовой бойцовской дружине произошли изменения. Оставшееся на исконных территориях мужское население начало процесс преобразования родовой боевой дружины в деревенскую артель кулачных бойцов. Другая часть носителей этой боевой культуры участвовала в формировании наиболее родственной ей культуры казаков Дона, Урала и Сибири.
В несколько видоизмененном виде боевая общинная традиция продолжала существовать и в более позднее время (вплоть до XIX – XX вв.). В крестьянской общине это социальное образование было известно как «ватага», «партия», «шайка», «шарага», а в среде этнографов получило название «боевой артели». Бойцы зачастую являлись родственниками или прихожанами одного храма. Артель объединялась единой бойцовской этикой и воинской мифологией, в ней сохранялись традиционные формы прикладной и ритуальной воинской подготовки.
По мнению Г.Н. Базлова, изучавшего традиции боевых артелей северо-западной России: «Боевая артель … является самой архаичной из сохранившихся форм восточнославянских во-енных союзов, дожившая к тому же до середины XX века. Возглавлялась атаманом, имеет сложную социальную и возрастную структуру, наиболее близкую к своему прототипу - боевой славянской родовой дружине … Бойцовские обряды северо-западной Руси, традиции святочного "заламывания", "ряжения" и колядования, предания о лешем и оборотнях, являются единым этнокультурным блоком, истоки которого находятся в инициационной практике древ-них родовых боевых дружин, а позже - в обычаях артелей кулачных бойцов».
Принимаемый в боевую артель проходил определенные испытания и получал символы принадлежности к данной группе, которыми обычно являлись эмблемы тотемного животного, что напрямую восходит к обрядам инициаций и «звериным» союзам. Оригинальным обычаем воинского обучения (лучше всего изученного у казаков и белорусов) было «дядькование», когда крестьяне отдавали сына на обучение опытному бойцу, или человеку, недавно вернувше-муся из армии. Группа из нескольких мальчиков обучалась под руководством таких людей традиционным единоборствам – фехтованию на палках и саблях, борьбе и кулачному бою.
Артель выполняла воспитательную роль (и, отчасти, сохраняла функции подготовки к об-рядам возрастной инициации), обеспечивала безопасность и порядок внутри общины. Нередко она вырастала до размеров значительного военного формирования и участвовала в народных волнениях или партизанских движениях.
Наименьшей боевой единицей такой артели, способной самостоятельно вести бой, была группа из трех человек. Главной фигурой в ней был «надежа» – выносливый, хорошо тренированный боец, которого с флангов прикрывали «побратейнички». Подобная организация была характерна для небольших деревень, а также служила составной частью артелей в более крупных селениях, где во главе нее стоял «атаман».
Угасание традиции боевой артели начинается в первое десятилетие послевоенного периода, когда получившие паспорта крестьяне энергично переселяются в города. Переселенцы из деревень теряли связь с исходной традицией, а в деревнях, в основном из-за малолюдности, прекратился процесс передачи артельной культуры. Остались лишь искаженные осколки традиционного поведения, проявлявшиеся в драках и хулиганстве. Некоторые элементы традиционной боевой культуры во второй половине XX века можно было наблюдать лишь в некоторых крупных деревнях и селах Тверской и Новгородской областей (что посчастливилось одному из авторов данной статьи), но и они практически угасли к началу XXI века.
Яркой и самобытной чертой культуры боевых артелей, были обычаи и обряды, связанные с традиционными видами орудия: тросткой и ножом. Оформление и изготовление оружия, связанные с ним обычаи и поверья, позволяют рассматривать эти традиции как весьма архаич-ные. Наряду с «классическими» видами, в артелях применялось великое множество других видов холодного и, реже, огнестрельного оружия.
Одним из самых любимых и широко распространенных типов оружия боевой артели была боевая тростка или треска. Изготавливалась она из березы, дуба, вяза, ольхи, можжевельника или осины. Обычно делали несколько палок – одну для ходьбы и боя, а другую для праздника. Тростки менялись ежегодно, и тогда весенний поход в лес за материалом для новых тростей превращался в большой праздник. Однако существовал и обычай хранить паки, передававшиеся в роду из поколения в поколение. Палки обычно обжигались и на них наносились узоры, выполнявшие функцию пиктографического письма. Узоры состояли из символов, указывающих на принадлежность к той или иной артели и из знаков, наносимых в память о том или ином событии. Описание подобных узоров в литературе позволяет предположить, что часть знаков и символов могли иметь отношение и к воинской магии.
Бой на палках начинался с вызова противника на пляс, после одиночных поединков начинался стеночный бой на тростках, в котором можно было бить палкой, руками и ногами. Зада-ча состояла в том, чтобы прогнать артель соперников, однако бить лежачих и бегущих считалось подлостью. Для реального, «увечного», боя использовались кованые тростки, тростки с залитым в них свинцом и тростки с клинком на конце. Именно такие тростки с клинками и именовались ласками.
Возвращаясь к находкам в Пушкинском районе, мы можем предположить, что в Семенкове и Тарасовке существовали подобные артели или их подразделения-тройки.
Безусловно, приведенные выше рассуждения – всего лишь гипотеза. Строить на основе единичных находок сколь либо далеко идущие выводы некорректно. Однако надо признать: находки такого типа оружия, относимого некоторыми исследователями к вооружению кресть-янских мужских союзов, открывают новую страницу в изучении истории и быта населения северо-восточного Подмосковья.
P.S. Имеются данные, что клинки, подобне найденному, используются повсеместно на севере Руси для колки больших тлеющих углей в русской печи перед закрытием заслонки. Данное известие не противоречит выше сказанному, т.к. вполне естественно, что некоторое нерегулярно оружие имело практическое значение: цеп, топор, вилы, коса. В другом варианте - смекалистый русский крестьянин всегда мог найти достойное применение любому предмету.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Археологическое изучение Подмосковья (Дмитров, Мытищи, Тарасовка). – Труды
Подмосковной экспедиции Института археологии РАН. Том 1. М., 2002.
2. Базлов Г. Утаман снял серу шапку. – Русский стиль. Боевые искусства. 1992, № 1.
3. Базлов Г. Тростка. - Русская провинция. 1997, № 4.
4. Базлов Г.Н. Деревенская артель кулачных бойцов-рукопашников (опыт реконструкции). По мате-риалам северо-западной России. – Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандида-та исторических наук. М., 2002.
5. Балушок В.Г. Древнеславянские молодежные союзы и обряды инициации. – Этнографическое обозрение. 1996, № 3.
6. История боевых искусств. Россия и ее соседи. Под ред. Панченко Г.К. – М., 1997.
7. Кирпичников А.Н., Медведев А.Ф. Вооружение. – Древняя Русь: город, замок, село. М., 1985.
8. Коршун В. Усадьба близ сельца Семенкова. – Пушкинский вестник, 2003, № 6 (160).
9. Мандзяк А.С. Воинские традиции народов Евразии. Мн., 2002.
10. Семенова М. Мы – славяне!: Популярная энциклопедия. – СП б, 1999.
11. Хорватова Э. Традиционные юношеские союзы. – Славянский и балканский фольклор. М., 1989.
12. Ястребов М. Новые данные о союзах неженатой молодежи на юге России. – Киевская старина, том 5. Киев, 1896.
Комментариев нет:
Отправить комментарий